Клавесин Марии-Антуанетты - Страница 40

Поблагодарив Татьяну за помощь, он покинул дворец и, разумеется, не вытерпел – прямо на улице, едва немного отойдя от крыльца, развернул найденный в секретере листок.

Как он и подозревал, это была старинная нотная запись, наверняка продолжение первой: такая же точно пожелтевшая бумага, такие же выцветшие от времени чернила. И этот листок, так же, как и первый, был оборван по краю.

Только если первый листок был оборван снизу, этот был оборван сверху. Значит, это последняя часть записки? Да сколько же их всего-то?!

В душе у Старыгина шевельнулось неприятное предчувствие.

Впрочем, говорить что-то определенное пока что рано: прежде всего следует записать ноты словами, а для этого ему понадобится Лиза.

Мария Тимофеевна собралась на непременную утреннюю прогулку с собачкой, и у нее еще были кое-какие дела. Однако Кузя не вертелся, как обычно, в прихожей, не тявкал нетерпеливо и не разбрасывал всякие мелочи. Мария Тимофеевна присела на табурет, чтобы застегнуть ботинки, и вдруг почувствовала, что за дверью кто-то есть. В свете последних событий следовало быть осторожнее, поэтому она прильнула к «глазку» и увидела, что перед дверью несчастной Амалии Антоновны стоит какая-то женщина и звонит в квартиру.

Женщина была одета во все черное, словно она в трауре, и это навело соседку на мысль, что визитерша имеет какое-то отношение к покойной владелице квартиры.

«Теперь люди-то найдутся, – в раздражении подумала она, – будут ходить, квартиру делить… И где, интересно, они все раньше обретались, когда для старухи в магазин сходить некому было? А может, это Лиза?»

В волнении соседка забыла, что Лиза уже в курсе всего и в квартире ей делать нечего, поскольку с этим паршивцем племянником она уже крупно поговорила.

Женщина в черном, не дождавшись, разумеется, ответа, позвонила еще раз, потом достала из глубин просторного одеяния какую-то бумажку, проглядела ее внимательно, нахмурилась и снова принялась звонить в дверь.

Мария Тимофеевна решилась приоткрыть свою собственную дверь на цепочку и оглянулась в поисках Кузи – как бы не выскочил с лаем. Однако песика в обозримом пространстве не было видно. Мимолетно удивившись этому факту, решительная соседка высунула нос на площадку и твердым голосом спросила в спину женщине в черном:

– А вы, простите, кто будете? По какому вопросу?

Та обернулась. Соседка обомлела. Женщина была высока, свободные одежды не скрывали ее статности. Волосы ее были замотаны черным шелковым платком, вырывались на свободу лишь несколько темных жестких прядей. Самым примечательным на этом лице были глаза – черные, необычайно яркие, они, казалось, горели зловещим огнем.

– Я по вопросу квартиры, – сказала женщина тихим невыразительным голосом, – вот, осматриваю варианты.

– Какие варианты?! – ахнула соседка. – Это вас племянник прислал? Славик?

– Ну да, он, – женщина усмехнулась и подошла ближе.

– Да ведь еще и положенный срок не вышел… – растерянно проговорила Мария Тимофеевна, – как же он…

«Черная, из южных народов… – проносились в ее голове лихорадочные мысли, – понаедут всем аулом или как там у них называется… будут жить десять человек в одной квартире – грязь, дети кричат – ужас!»

– Да я пока только смотрю… – женщина взялась за ручку двери с той стороны, и рука Марии Тимофеевны сама сняла цепочку, – а что, кроме племянника, другие наследники на эту квартиру есть?

Голос у нее был тихий и какой-то бесцветный и мрачный, как ранние ноябрьские сумерки. Зато глаза с необычайной пронзительностью уставились на соседку, и та подумала, что напрасно она приняла визитершу за простую тетку, каких сотни на рынках, эта – совсем другого поля ягода.

– Да я не знаю, вообще-то она одинокая была… – непослушными губами заговорила Мария Тимофеевна, – только Лиза к ней и приходила. Хорошая такая девушка, серьезная, самостоятельная… Но нечасто, потому что работа у нее творческая – пианистка, то гастроли, то концерты, опять же молодая, развлечься тоже хочется…

Женщина внезапно шагнула вперед, ее пронзительные глаза оказались совсем рядом. Глаза не сверкали, теперь они были черными, как сама тьма. Мария Тимофеевна почувствовала, что погружается в глубокий омут и нет дороги назад. Она застыла у стены, не в силах оторваться от страшного взгляда, только губы быстро шевелились, рассказывая незнакомой женщине все о Лизе: кто она такая, где живет, откуда знала покойную Амалию Антоновну, и все те сведения, которые болтливая, ныне покойная, старушка сумела сообщить в течение долгих чаепитий, когда Мария Тимофеевна заглядывала к ней по-соседски с куском домашнего торта или ватрушкой.

Она пришла в себя от холода и осознала, что стоит в собственной прихожей. Входная дверь была распахнута настежь, по квартире гулял сквозняк, странной посетительницы и след простыл. Мария Тимофеевна захлопнула дверь и на негнущихся ногах пошла искать Кузю.

Песик нашелся в дальней комнате под диваном. Он всхлипывал и трясся как осиновый лист. Несмотря на то, что такое поведение было для смелого скотчтерьера совершенно нехарактерно, хозяйка не забеспокоилась – у нее просто не было сил. Она подошла к окну и, высунувшись едва ли не по пояс, оглядела двор. Так и есть: вон там, вдали, мелькнула фигура, закутанная в черное. Рядом с ней трусила большая черная собака.

– Еще и собака огромная! – ахнула соседка. – То-то Кузя так испугался! Не дай бог, они эту квартиру купят…

У обычных людей при взгляде на майора милиции Александру Павловну Ленскую не возникало никаких мыслей. Ну, совершенно ничем она не могла привлечь взгляд случайного прохожего – самая заурядная женщина, не слишком молодая, просто одетая, сутулая, очкастая и унылая. К тому же вечно нездоровая.